Любой язык, который и близко не напоминает латиницу либо кириллицу, представляется абсолютной тайной, а те, кто умеет тайну расшифровывать – не иначе как кудесниками. Кажется, что человек, который в состоянии увидеть смысл за нагромождением чёрточек и закорючек, порой вовсе не напоминающих никакую письменность, устроен по-другому – например, имеет чип инопланетного происхождения. А искусство освоения такой письменности иначе как приобщением к сонму избранных и не назвать. Иной язык общения даже невозможно идентифицировать как таковой, не зная его.
Сегодня с помощью нашей гостьи заглянём в регион, где всё, что касается языков – не как в Европах.
IJ: – Представьтесь, пожалуйста, читателям: как зовут, где проживаете, в какой культуре вращаетесь, и какими языками повседневно пользуетесь?
А.А-Н. – Добрый день! Меня зовут Анира Аль-Накиб. На данный момент живу в России, в городе Иваново, поэтому больше использую русский язык вне дома. На арабском также много общаюсь с родными, друзьями, смотрю арабское ТВ, читаю книги, слушаю музыку.
Насчёт культуры ответить сложно. Я выросла в России, но в арабо-кавказской семье, вокруг всегда был микс разных национальностей, а дома – восточные традиции. Сейчас я работаю переводчиком и преподаю арабский и английский языки, что также обеспечивает разносторонний контакт с представителями разных народов. Иными словами, я живу в многонациональном обществе, и очень этому рада.
Анира Аль-Накиб
IJ: – Какой язык для вас родной? Или, вернее, языки?
А.А-Н. – По происхождению я ливанка, поэтому арабский для меня настолько же родной язык, как и русский. Оба языка чувствую очень ярко, но по-разному. У каждого из них свой вкус и свои сферы использования.
IJ: – У приступающих к изучению иностранного языка, – пожалуй, любого, – складывается впечатление, что там специально всё усложнено. Но Дмитрий Петров, например, утверждает, что никто специально не усложняет язык, не придумывает заковыристые неправильные глаголы. Вы с этим согласны?
А.А-Н. – Согласна. Носители сами не замечают сложностей своего языка и зачастую упрощают язык. Банальный пример: девочку зовут Александра, но все называют её Саша, потому что Александра – это долго, неудобно и утомительно, а Саша – коротко и просто. Я уверена, что любой язык стремится к упрощению устной речи.
С другой стороны, когда я сама начинала изучать английский, никак не могла взять в толк, для чего вообще нужны конструкции, вроде «had had» и почему нельзя обойтись одним глаголом. Уже потом, анализируя родные языки, понимаешь, что те же самые конструкции есть и в них. Просто, будучи носителем, этого не замечаешь.
IJ: – Когда в вашей жизни наступил миг знакомства с иностранным языком, и что это был за язык?
А.А-Н. – Очень рано. Иностранные языки были в моей жизни всегда, т.к. я росла в многонациональном обществе. Дома есть аудиозаписи, где я в полуторагодовалом возрасте пою украинские песни. В 3-4 года познакомилась с английским языком, но основательно за него взялась лет на 10 позже. Правда, впервые знакомясь с иностранными языками, я навряд ли знала, что такое «иностранный язык». Скорее воспринимала эти языки, как способ познания окружающего мира.
IJ: – Вопрос на лингвистическую профпригодность: что вы отвечаете, когда вас спрашивают: «английский [или другой язык] хорошо знаешь?»
А.А-Н. – Отвечаю: «Да, хорошо знаю» (если речь об английском).
IJ: – Я насчитал на вашей стене VK почти двадцать хэштегов по разным языкам. Неужели вы их всех в той или иной степени изучаете?!
А.А-Н. – Скорее, изучала. В разные периоды жизни я увлекалась различными культурами и языками. Чаще всего это происходило через песни и музыку. Услышала песню, захотела узнать перевод, потом начала подпевать (а подпевать лучше по оригинальному тексту, а не по транслитерации – вот и читать научилась). Дальше – больше: узнаю культурные моменты, слушаю фольклорную музыку, рассматриваю национальные костюмы, изучаю особенности быта. И всё это вместе с языком, ибо как ещё, если не через язык, можно познать историю и культуру народа?
Какие-то языки оставались со мной, к каким-то я быстро теряла интерес, некоторые пришлось оставить из-за неимения практики (например, тамазигхт). На данный момент изучаемых языков осталось меньше, чем 20. Но на всех тех, что когда-то изучала, я смогу внятно изъясниться и поддержать разговор на повседневную тематику.
IJ: – На ютубе есть видео полиглота, который рассказывает о своей утренней языковой зарядке: встаёт в пять утра, пишет пару страниц на фарси, пару страниц на датском, пару страниц на хинди…
А как вы поддерживаете «на плаву» свои языки?
А.А-Н. – По сравнению с тем полиглотом я просто лентяйка! Мой собственный опыт показывает, что лучший способ поддерживать язык в должном состоянии – это разговорная практика. А ещё лучше – практика с носителем языка. Если не говоришь на языке, то быстро его забываешь. Поэтому я стараюсь хоть немного, но говорить на изучаемых языках. Даже сама с собой перед зеркалом – не важно! Главное в этом процессе – не дать мозгу потерять навык речи на этом языке. Помимо устной тренировки стараюсь много писать, читать и слушать. В иностранных языках мне очень нравится их мелодика, поэтому аудирование я особенно люблю.
Анира Аль-Накиб
IJ: – Есть такая специальность – востоковед, и соответствующая дисциплина. Востоковеды из МИДа – такие дедушки с палочками, которые знают не понаслышке, что «Восток – дело тонкое». Есть мнение, что в связи с активным участием РФ в политике ближневосточного региона растёт спрос на языки, которые там в ходу, а заодно на знания культурных особенностей. Наблюдаете ли в вашей практике всплеск интереса к этой теме, увеличение учеников, смену их мотивации?
А.А-Н. – Несомненно, интерес к Востоку и арабскому языку в последнее время сильно возрос. Отчасти это связано с тем, что регион Персидского Залива стал лакомым кусочком для ведения бизнеса и медовым местом для тех, кто хочет красиво и состоятельно жить. Многие стремятся переехать, например, в Дубай и устроиться там на хорошую должность. Несмотря на то, что Дубай практически полностью англоязычен, есть такие сферы деятельности, где арабский важен и нужен. Успешное будущее – это огромный мотиватор!
С другой стороны, востоковедение продолжает набирать популярность и в вузах. Правда, нередко выпускники этих факультетов испытывают сложности с трудоустройством. Среди моих знакомых есть востоковеды и арабисты, но мало кто работает по специальности. Особенно девушки. Знаю только одну девушку-арабиста, которая работает в Омане. Полагаю, что на это влияют устойчивые традиции патриархального арабского общества.
IJ: – Арабский язык, по поему скромному мнению, сущий ад, если судить по написанию. Если в латинице и кириллице хотя бы буквы вычленяются взглядом, то в вязи даже не понятно, буква это, слово, или предложение. Скажите как на духу: мыслимое ли дело простому русскому человеку, перебивавшемуся на школьных уроках английского с тройки на четвёрку и обратно, понять, как и что устроено в арабском?
А.А-Н. – На самом деле, арабский гораздо легче, чем кажется. Самая главная его сложность – произношение. Три буквы «х», по две штуки «с», «т», «з», «д», да ещё и эмфатические… В русском языке нет многих звуков, которые есть в арабском, поэтому «простому русскому человеку» придётся много слушать арабскую речь и ещё больше повторять, перенимая произношение. В противном случае есть риск быть неправильно понятым. Например, перемена местами двух букв делает Красную площадь «площадью ослов». Понимаете, насколько велика важность правильного произношения в арабском?
IJ: – Что вы говорите человеку, который констатирует отсутствие у себя способностей к изучению языков?
А.А-Н. – Говорю, что ему надо либо поверить в себя и стараться, либо бросить эту затею вообще.
Я убеждена, что владение иностранным языком – это навык, который можно развить. Мы же как-то научились говорить на своих родных языках, хотя раньше не умели. Научились читать, писать, разбирать почерк соседа по парте или врача из поликлиники. Сложно? Иногда. Но делаем же! С иностранным то же самое. Если человеку этот язык нужен, то он на нём заговорит, а если не нужен, то и лучшие учителя мира не помогут.
IJ: – К рекламе «английский за пять минут в день» мы привыкли. А как рекламируются курсы арабского? Что воодушевляющего лично вы перечисляете своим ученикам, чтобы они не спрятались под стол от страха?
А.А-Н. – Арабский рекламируют точно так же. На полках любого книжного магазина можно встретить «Арабский за 5 минут», «Арабский за 3 месяца», «Арабский за неделю» и т.п.
А я своих студентов хвалю и подмечаю их успехи. Так что у них и мысли не возникает куда-то прятаться. Наверное, я из тех везучих педагогов, к которым приходят уже мотивированные студенты. Кого-то толкает вперед желаемая цель, а кто-то говорит, что мой пример их вдохновил. Иногда приходят и те, кому просто интересен арабский – им я рассказываю о языке, культуре, отвечаю на все вопросы. В любом случае, я стараюсь почаще напоминать студенту о том, зачем он ко мне пришёл, и какая огромная награда ждёт его впереди. Это отлично работает!
IJ: – Если для русских арабский – тарабарщина, то как арабы воспринимают русский? Вы же наверняка знакомы с такими, кто учит русский. Что они говорят?
А.А-Н. – Примерно то же, что говорят русские, когда слышат арабский: «Это как? Это что? А в чём разница?». Среди арабов есть и те, кто на лету схватывает язык, и те, кому русский трудно даётся, даже несмотря на проживание в России. Самый частый вопрос: «В чём разница между «ы» и «и»?» А ещё арабы нередко путают звуки «б» и «п», поскольку буквы «п» в арабском языке нет. Бывают проблемы с падежами и спряжениями глаголов. Притом, в арабском ситуация со спряжением ещё более запутанная, чем в русском. Но – как я уже упоминала – носители не замечают сложности своего родного языка.
IJ – Как относятся арабы к русскому акценту? Вообще, как воспринимают иностранца, пытающегося говорить на их языке? (Там, где японцы за приветствие рассыпаются в похвалах, англичане считают само собой разумеющимся, что все говорят на английском).
А.А-Н. – В основном, положительно реагируют и хвалят. Мне самой очень приятно, когда иностранец пытается говорить по-арабски. Приятно, что человеку нравится этот язык и культура, что он уделяет время их изучению, старается. Соответственно, я интересуюсь причинами изучения и тоже хвалю.
Русский акцент для арабского языка порой звучит грубовато, особенно если он сильный. Но все понимают, что перед ними иностранец и он говорит так, как может. По крайней мере, реакция на русский акцент будет мало чем отличаться от реакции на любой другой. Это вызовет любопытство, но никак не спровоцирует негатив.
IJ: – Говорят, что для изучения иностранного языка достаточно взять книжку на этом языке и читать её без словаря, ничего не понимая. Со временем, через сотни страниц, становятся понятными некоторые слова, интуитивно выводятся грамматические правила и т.п. Признаться, сомневаюсь, что с арабской вязью такой подход сработает.
Знаете ли вы кого-нибудь, кто опробовал на себе такую методику?
А.А-Н. – Нет, я не встречала опробовавших эту методику именно как способ изучения языка. Полагаю, что она может сработать с родственными языками. Например, для русского это украинский, белорусский, болгарский… С арабским такое сложно будет провернуть. Всё равно сначала придётся выучить буквы и их соединения, иначе даже прочитать ничего не получится.
IJ: – В циркуляре Госдепартамента США итальянский и голландский, к примеру, отнесены к числу «лёгких» языков с наименьшим количеством часов, отводимых на их изучение. Для французского требуется чуть больше часов. Индонезийский и суахили относятся к ещё более сложным языкам. А русский включён в четвёртую группу сложности вместе с хинди и бирманским (пятого уровня сложности удостоен китайский). Речь, разумеется, о сложности языка для англоговорящих.
Принимая как допущение, что мы, русские, не слишком отличаемся от американских дипломатов в смысле взглядов на «лёгкость» того или иного языка, в какую группу сложности вы относите арабский?
А.А-Н. – Очень интересный вопрос! Я бы поместила его диалекты по соседству с итальянским или французским, а классический арабский – на одну ступень с китайским.
Такая колоссальная разница обусловлена тем, что диалекты легче в усвоении, проще в плане грамматики, их лексика современнее и популярнее. Несмотря на то, что весь арабский мир говорит только на диалектах, они мало изучены – ведь пишет-то арабский мир на классическом языке! В свою очередь, у классического арабского мудрёная грамматика, особое строение предложений, фантазийные метафоры, способные порой легко запутать и араба – не то, что иностранца. Исходя из вышеописанного, главный критерий в этом вопросе – какой именно арабский мы берём в расчет.
IJ: – То, что у разных народов по-разному формируется артикуляционный аппарат, известно достаточно давно. А, может быть, и мозги по-разному работают?
А.А-Н. – Несколько лет назад я читала статью об исследованиях работы мозга у носителей европейских языков и носителей языков с письменностью справа налево (например, арабский, фарси). В статье говорилось, что они по-разному воспринимают информацию, т.к. одни привыкли больше использовать левое полушарие мозга, а другие – правое. Так что, всё может быть…
IJ: – Какой язык вам давался особенно тяжело, и почему?
А.А-Н. – Относительно тяжело давался английский, поскольку он был первым иностранным языком, которым я начала серьёзно заниматься: изучать грамматику, выполнять упражнения. У меня была мечта выучить этот язык, но порой казалось, что мне никогда не удастся его осилить. С произношением никогда не было проблем, но вот грамматика с её совершенными и длительными временами; слова, которые читаются совершенно не так, как пишутся; порядок слов в предложениях – я недоумевала, зачем всё это вообще нужно и почему оно так важно.
Зато когда получилось разобраться с английской грамматикой, то и все схожие европейские языки стали казаться легкими и понятными. Сразу же после английского я взялась за испанский и, можно сказать, почти и не учила его – он сам усвоился.
IJ: – Есть ли у вас среди осваиваемых языков «любимчики» и те, которые не вызывают тёплых чувств (однако «надо, Федя, надо»)?
А.А-Н. – Нет, абсолютно нет такого. Если язык не нравится, то я просто не учу его. Бывает, что просыпается интерес к тем языкам, которые раньше не нравились. Такое у меня было с китайским. Правда, интерес пропал так же быстро, как и появился.
IJ: – Вам доводилось терпеть поражение на полях сражений с акцентом? Или же заключено военное перемирие, до следующей эскалации?
А.А-Н. – Я аудиал по типу восприятия, поэтому очень быстро запоминаю информацию на слух. Произношение, акцент, манера говорить – всё это легко приходит после нескольких повторений. Дальше дело за практикой. Чем больше говоришь, тем лучше это получается.
IJ: – Даёт ли вам иностранный язык ощущение собственного превосходства над теми, кто даже не помышляет ни о каком полиглотстве, или пытался учить, но не смог/надоело, и бросил?
А.А-Н. – Абсолютно нет, потому что я не сравниваю себя с другими. Не всем нравится вышивать крестиком или чинить велосипеды – с языками та же история. Ни о каком превосходстве речи быть не может, потому что каждый из нас обладает своим уникальным талантом: кто-то отлично поёт, кто-то возводит оригинальные здания, кто-то говорит на нескольких языках.
Знание иностранного языка даёт мне чувство внутреннего удовлетворения, личной победы, моего маленького (или большого) достижения. Я могу узнавать новое, развиваться и наслаждаться этим – осознание этих фактов греет мне душу.
IJ: – Бытует мнение, что каждый последующий иностранный язык даётся легче, нежели предыдущий; чем больше их учишь, тем быстрее идёт прогресс. Замечали за собой такое?
А.А-Н. – Безусловно, это верное утверждение. Оно работает в нескольких направлениях: легче понимаешь родственные языки и быстрее усваиваешь грамматику, т.к. уже знаешь принцип учёбы. Я также сталкивалась с этим явлением: фарси даётся легче из-за обилия в нём заимствований из арабского и хинди, испанский и французский – из-за схожести с английским, португальский – из-за испанского и французского, болгарский и сербский – из-за сходства с русским. Чем больше учишь, тем больше нового для себя открываешь и тем легче замечаешь сходства языков между собой.
IJ: – Огромное спасибо за уделенное время!
А.А-Н. – И Вам спасибо за такую интересную беседу!
